«ласки отца». как закончились 9 лет насилия над дочерями для воронежского офицера

Защитный ордер — не для детей

В июле 2020 года бывший муж напал на Дарью на улице и избил ее, это случилось после подачи иска в суд о насилии над дочерью. Девочка уже сидела в машине, а я грузила велосипед в багажник, — рассказывает Дарья. — Он появился внезапно, попытался вытащить ребенка из машины, она стала его кусать, я схватила дочку. Он бросил меня на землю и всем весом упал на меня. Прохожим удалось их разнять, после чего Дарья зафиксировала побои и обратилась в суд, ей удалось получить защитный ордер. Режим визитов приостановили и назначили отцу свидания с ребенком в специализированных центрах встречи — государственных учреждениях, где дети видятся с родителями под наблюдением специалистов.

Из-за пандемии центры не работали до осени 2020 года. Дарья успела пару раз свозить дочку для встреч с отцом. Во время тех свиданий ребенок плакал и не хотел идти. А затем бывший муж подал встречный иск против Дарьи — и добился отмены защитного ордера. С декабря 2020 он снова должен был забирать дочь к себе домой. 

Иногда, возвращаясь от отца, дочка рассказывала про новые попытки ее потрогать. Она говорила, что он обещал ее убить и подробно объяснял, как будет это делать. Избивал ее пару раз, без особых следов, только синяки, — вспоминает Дарья.

Она обращалась в российское консульство в Барселоне, но там, по ее словам, посоветовали «договориться» с отцом ребенка или уезжать из страны, что фактически равносильно похищению несовершеннолетней.

Дарья Сидоркевич, фото из личного архива.

В феврале 2021 года Дарье удалось добиться, чтобы суд направил ребенка на повторную психологическую экспертизу. Это было на неделе, когда она была у отца. Все это время пообщаться с дочерью не получалось — поговорить по телефону он не давал, а в школу не возил. Повидаться с девочкой у Дарьи получилось только на следующий день после обследования. Когда она пришла забрать ее из школы, то увидела огромный синяк на ее лице дочери и ноги фиолетового цвета. Дочь объяснила, что ее избил отец за то, что я все рассказала. Суд вновь выдал бессрочный защитный ордер. Но сейчас Дарья опасается, что бывший муж сумеет и во второй раз его обжаловать. 

В Испании добиться защитного ордера в случае насилия над ребенком — редкость, хотя такая возможность и предусмотрена законодательством. По данным Генерального совета судебной власти Испании, только 3,1% дел о гендерном насилии в стране заканчиваются приостановкой режима посещения мужчин, которые жестоко обращались со своими женами

И только 5,2% судей принимают решение о лишении опекунства и задержании агрессоров в качестве меры предосторожности для защиты несовершеннолетних. Сейчас Дарья готовится к новым судебным заседаниям

Категории

COVID-19АллергологАнестезиолог-реаниматологВенерологГастроэнтерологГематологГенетикГепатологГериатрГинекологГинеколог-эндокринологГомеопатДерматологДетский гастроэнтерологДетский гинекологДетский дерматологДетский инфекционистДетский кардиологДетский лорДетский неврологДетский нефрологДетский офтальмологДетский психологДетский пульмонологДетский ревматологДетский урологДетский хирургДетский эндокринологДефектологДиетологИммунологИнфекционистКардиологКлинический психологКосметологЛогопедЛорМаммологМедицинский юристНаркологНевропатологНейрохирургНеонатологНефрологНутрициологОнкологОнкоурологОртопед-травматологОфтальмологПаразитологПедиатрПластический хирургПроктологПсихиатрПсихологПульмонологРевматологРентгенологРепродуктологСексолог-АндрологСтоматологТерапевтТрихологУрологФармацевтФизиотерапевтФитотерапевтФлебологФтизиатрХирургЭндокринолог

«Ты же сама ко мне на коленки лезла»

Обращаться в проект за помощью можно не только в случаях непосредственного проникающего изнасилования. Словосочетание «сексуализированное насилие» объемное: насильник мог показывать и обнажать собственное тело, рассказывать о нем, мастурбировать, принуждать к взаимной мастурбации, подводить ребенка к тому, чтобы он тоже обнажился, принуждать к оральному насилию.

Вопреки распространенному представлению, насилие дома принципиально отличается от уличного. Дома ребенку вдвойне сложно идентифицировать, что происходит. Насилие начинается постепенно, с тонких, едва уловимых моментов, которые даже взрослого человека могут привести в недоумение: «Мне сейчас показалось, или, правда, было? А если и было, то что?»

Как это происходило у тех, кто обращался в проект за помощью? Например, однажды рука отчима или отца на две секунды задержалась в районе ягодиц. При купании в речке он сказал: «Дай-ка я подсажу тебя, дочка» и положил ладонь на промежность. Или даже: «Бегай без купальника, так можно». Уже внезапно распахнувшийся халат или «случайно» вывалившиеся из широких трусов гениталии. Совместный просмотр телевизора на диване вечером, когда дочка спиной почувствовала эрекцию. В некоторых историях в какой-то момент дверь в ванную закрывалась, и взрослый начинал мастурбировать. Иногда автор насилия начинал смотреть и обсуждать с ребенком порнографию, показывать картинки. В некоторых случаях преступник под видом ласки, заботы, или просто не комментируя свои действия, молча, начинал трогать гениталии ребенка, стимулировать эрогенные зоны. И, конечно, во многих историях происходило проникающее насилие.

«Для ребенка это настолько стыдный, обескураживающий и дикий опыт, что он не может понять, что делать и надо ли обращаться за помощью, — поясняет Анжела Пиаже. — Сначала как будто нечего предъявить. Непонятно, что это такое, какими словами об этом сказать. Даже если предположить, что ребенок такой решительный или непринужденный, что быстро расскажет о странном поведении взрослого кому-то другому из семьи, преступнику очень легко отвести от себя подозрения, отшутиться, сказать, что ребенок все неправильно понял, что это была просто зарядка, просто массаж, просто история, просто сон. Взрослому мнению верят куда охотнее, чем сбивчивым рассказам ребенка».

По ее словам, бывает, что дети поначалу весьма радуются и ценят внимание от взрослого человека, как будто приватно направленное на себя. Воспринимают это как долгожданную любовь, ласку, защиту

Насильник использует детское доверие в своих интересах и оборачивает его против ребенка. «Ты же сама хотела, ко мне на коленки лезла! То есть, это все тебе нравилось, а вот это нет? Ты врешь! А если не нравилось, что же ты молчала?»

Авторы насилия делают насилие совместной тайной: «Мы с тобой об этом никому не расскажем, а то мама расстроится (или у нее будет сердечный приступ, или очень сильно наругает нас)». Нейтрально, жалобно или угрозами насильник внушает ребенку чувства вины, стыда, страха и глобальной ответственности за происходящее, за благополучие семьи. «Что будет, если я расскажу? Как это переживет семья? Родители разведутся? Их посадят в тюрьму? А что будет со мной? Мне кто-нибудь поможет или станет гораздо хуже?»

Это невидимая преграда, закрывающая рот ребенку на долгие годы и оставляющая его или ее в тотальном одиночестве, без возможности обратиться за помощью. Вменяемость и осознанность действий авторов насилия видны, так как они заметают следы. «Крайне редко люди из семьи начинают совершать проникающее насилие в отношении маленьких детей. Почему? Это банально оставляет физические повреждения, которые могут увидеть. Это уголовно наказуемо. Поэтому чаще всего они трогают, щупают, целуют, стимулируют или принуждают к мастурбации. А к проникающему насилию переходят уже потом, лет с 10, когда ребенок подрастает», — комментирует Анжела.

Конкретный список с запросами и обращениями составить трудно, отмечают психологи. Но если человек проносит какое-то воспоминание сквозь годы, мысленно к нему возвращается, волнуется, сомневается (или не сомневается), понимает, что это была не просто родительская или братская любовь, что вообще-то такие прикосновения не нормальны, — это нужно обсуждать со специалистом.

Что дальше

— Я планирую уехать в другой город

Сейчас уже неважно куда. Главное — всё это забыть

Потому что я сейчас хожу по району, и все воспоминания накатывают…

— Маму заберёте с собой?

— Я ей предлагала уехать. Она сказала, что не оставит фирму. У них с отцом была совместная компания. Он был в ней директором, мама — соучредителем.

— Вы думаете о том, что когда-то у вас будет семья, дети?

Мне важно быть с единственным человеком всю жизнь. Я хочу строить полноценные крепкие отношения

Хочу, чтобы у меня были дети. Иногда думаю, как буду их воспитывать, чему учить, чем они будут заниматься в жизни… Это то, о чём я старалась думать, когда было совсем тяжело и казалось, что уже нет выхода.

— Вы же понимаете, что следователям едва ли удастся доказать эпизоды из вашего детства?

— Да, понимаю.

— Вы пойдёте в суд? Вы имеете право не присутствовать в зале суда.

— Мне сказали, что я могу написать заявление и всё будет происходить без меня. Я не знаю… Сейчас я боюсь его видеть. Я до сих пор испытываю страх.

— И зависимость?

— Да. Наверное, лучше бы я его не видела.

• Елена планирует переехать в другой город, чтобы ничто не напоминало ей об отце-насильнике
• RT

— Испытываете жалость к нему?

— Нет, жалости нет. Когда она хотя бы чуть-чуть возникала, я начинала прокручивать в голове всё, что он делал со мной — без моего желания, видя, что я плачу. Видя, что мне плохо! И он продолжал это делать. Жалости нет абсолютно.

Вопрос психологам

Спрашивает: Ревякина Ольга

Категория вопроса: Дети

26.11.2012

Моего семилетнего сына изнасиловали,во дворе и в школе все об этом знают.Изнасиловала бaнда четверокласников заставляли брать писку в рот другие дети во дворе и в школе оглядываются шушукаются.Я БОЮСЬ ГОНЕНИЙ на моего сына,как защитить своего ребенка?Mне 43 года Замужем

Cохранять ли семью? Хочется сохранить брак ради семилетнего сына (3 ответа)

ТОП лучших советов психологов

Cохранять ли семью? Хочется сохранить брак ради семилетнего сына (3 ответа)

Беспокоит речь семилетнего сына (1 ответ)

Мою дочь пытались изнасиловать (2 ответа)

Все советы психологов (всего 425800 советов)
Получите рекомендации от лучших психологов!

Психолог онлайн БЕСПЛАТНОили обратитесь к психологу по скайп или анонимно

Получен 1 совет – консультация от психологов, на вопрос: Моего семилетнего сына изнасиловали

Каратаев Владимир Иванович

Психолог Волгоград
Был на сайте: Сегодня

Ответов на сайте:     Проводит тренингов:     Публикаций:

Показать контакты

Отправить вопрос бесплатно

Здравствуйте,Ольга.Обязательно покажите сына детскому психологу и психологу в школе во вторую очередь.Школьный психолог пусть за ним теперь постоянно наблюдает.А Вам теперь максимально проявлять к мальчику заботу и внимание.Если в нем сидит страх-разговаривать с ним на тему страхов.Ничего не говорите про то,что подумают другие.Ему не нужно зависеть от чужого мнения.От этой истории он не стал хуже.Он твердо должен это знать.Он такой же,как и был.Не акцентируйте его на разговорах и слухах.Начинайте больше ему позволять и развивать в нем чувство собственной силы.Мальчишки его выбрали из за его бессилия и покорности.А это уже,видимо,Ваша заслуга.Вы его сделали чрезмерно послушным и уступчивым.Дайте поверить в свои силы и сохраните его достоинство.Только похвалой.!Заботьтесь и проявляйте чуткость больше,чем раньше.Поддержите его. Беспокоит речь семилетнего сына (1 ответ)

Беспокоит речь семилетнего сына (1 ответ)

Хороший ответ4Плохой ответ2

Хватит! Читать советы для других людей!

Получите Ваш бесплатный советпсихолога прямо сейчас

Или…
Найдите ответ на свой вопрос!В базе из 400 тысяч советов

Советы по категориям

Отношения
Семья
Секс
Дети
Здоровье
Красота и внешность
Работа, бизнес, карьера
Стресс и депрессия

Пищевое поведение
Кризисы
Зависимости
Страхи и фобии
Сон и сновидения
О смерти
Самопознание
Эмоции и чувства

Деньги
Отдых
Я и психолог
Психология и психологи
Интересно
Другое
Все советы психологов

«Я знала: если обращусь в милицию, от меня отвернутся все»

– У нас большая семья, – говорит Оксана (имя изменено по просьбе героини). – Пятеро детей. Старшие брат и сестра жили с маминой мамой. Еще одна сестра (на два года меня старше) – с папиной мамой. Я и мой младший брат – с родителями.

Папа меня любил. Но пил. То ли от одиночества, то ли от тяжелого детства – его маленьким мама била до потери сознания. Пил он много, не работал, только изредка снимался в массовке. Когда ему не хватало денег, продавал наши вещи.

Из-за такого поведения мама стала с ним ругаться. Она работала с утра до вечера, пыталась прокормить семью, а тут он выносит деньги. Скандалы были страшные. Я была маленькой и очень пугалась. Бил он ее, только когда мы не видели. Зато постоянно хватал ножи и размахивал, кричал, что маму убьет.

Каждый раз я брала с родителей обещание, что они не будут ругаться. Каждый день они его нарушали. Когда у меня был день рождения, 9 лет, я попросила у мамы вместо подарка купить папе выпить – он бы тогда успокоился, и в доме бы стало спокойно.

Из-за постоянных стрессов у меня часто случались истерики. Бабушка (та самая, что била папу в детстве) забрала меня к себе. Я жила у нее с пятого по девятый класс. Она была очень заботливая, кормила хорошими продуктами. Но иногда ее накрывали приступы ярости. Если я не слушалась, она говорила: «Ты будешь умываться кровью!» Могла ударить учебником по голове или схватить за волосы и швырнуть в батарею. Очень похожа на бабушку из книги «Похороните меня за плинтусом».

Папа вскоре умер от алкоголизма. А бабушка стала много болеть. Я переехала назад к маме и младшему брату. Очень скоро он стал меня избивать. Пошел по стопам отца. Оно и понятно – он другого отношения к женщине не видел и думает, что бить – это норма. Когда я бежала к трубке, чтобы позвонить в милицию, он хватал меня за волосы и тащил по полу, кидал на подушку. Душил подушкой. Руками. Поясом от халата. Пару раз приходили на крики соседи, но потом он стал отбирать у меня мобильный телефон и ключи, запирал дверь и уходил, чтобы я никуда не вышла и никому не могла открыть.

Мама была на его стороне. Считала, я его провоцирую тем, что не могу дать отпор. Говорила: «Успокойся, дети все дерутся!» Но мы уже не были детьми: мне было 20 лет, ему – 18. Он бил меня кулаком в глаз, в нос, выворачивал руки. Однокурсница однажды сказала: «Мне кажется, тебя кто-то бьет». А я придумала байку, что я лунатик, ночами хожу по дому и бьюсь лицом в дверные проемы. Или говорила, что у меня тонкая кожа.

Звонить в милицию я перестала. Подумала, он все-таки мой родной брат. Вспоминала, как ухаживала за ним маленьким. А еще я понимала, что, если снова обращусь в милицию, от меня отвернутся все.

Я ушла жить к старшим сестре и брату, в квартиру другой бабушки. С сестрой в одной комнате жил ее муж. Он оказался алкоголиком и агрессором. Когда сестры не было дома, он пил очень сильно. Становится неадекватным. Приходил ко мне, хватал, сажал к себе в кресло и не давал уйти. А наутро делал вид, что ничего не произошло. Я поняла, что так продолжаться не может. Чудом через интернет вышла на «Радиславу» и попала в «Убежище».

С девяти лет я кусала себя. Потом рвала волосы. В 16 лет начала себя резать и не заметила, как это стало привычкой. В «Убежище» психологи помогают мне справиться с самоагрессией. И еще стать самостоятельной. Я уже нашла временное жилье и работаю медсестрой в стоматологической клинике. Учусь на психолога и заканчиваю курсы татуировки. Хожу на английский и учусь рисовать – все эти курсы я нашла через «Убежище». Там меня очень поддерживают и помогают развиваться. И я наконец чувствую себя живой и нужной.

Семья ничего не знает. Однажды старшая сестра увидела у меня на странице в соцсети статью о насилии и очень разозлилась. Написала мне: «Где ты в нашей семье насилие видела?» Хотя сама меня забирала в синяках из дома, когда меня избивал брат. Говорила: «Пойми, мир жесток. Ты просто должна научиться защищать себя. Все так живут».

Недавно я написала ей, что делал со мной ее муж. Она прочитала сообщение, но ничего не ответила.

«Пугают, что отправят в детский дом»

«Случай Лены — классический, — говорит Анна Левченко, руководитель Мониторингового центра по выявлению опасного и запрещённого законодательством контента. — Такое встречается в тех семьях, где нет доверительных отношений между матерью и ребёнком. Мать не верит дочери (как правило, речь идёт именно о девочках) до последнего. Бывает, что матери закрывают на это глаза ради мужчины, ради сохранения отношений. При этом девочки почему-то чувствуют себя ответственными за брак родителей и боятся разрушить семью, рассказав про домогательства со стороны отца или отчима. Поэтому, как правило, в семье такие дети поддержки не находят».

«Это реальные случаи. Например, так было год назад в Москве, — продолжает Анна. — Директор школы обратилась в правоохранительные органы, но мать запугала дочь до такой степени, что девочка тут же изменила показания, сказала, что ничего не было. Девочке на тот момент исполнилось 16 лет. Насиловал её отчим с восьми лет. Почему она решила обо всём рассказать? Её родной сестре тоже исполнилось восемь, она заметила, что отчим стал приставать и к младшей. То есть себя защитить она не смогла — хотела помочь хотя бы сестре. Мать в ярости бросилась на неё, на учителей, на директора. Я при этом присутствовала, видела своими глазами. Люди из Следственного комитета и с Петровки (ГУ МВД по Москве. — RT), которые занимаются такими случаями, пообщавшись с девочкой, в один голос сказали, что на 99% уверены: она не врёт. Но ничего сделать не могли, потому что девочка меняла показания. В итоге всё-таки дело дошло до задержания. Мать до последнего защищала педофила-сожителя».

«Иногда школьные психологи или учителя начинают пугать тем, что ребёнка изымут из семьи и отправят в детский дом, — говорит Левченко. — У нас был случай, когда 15-летняя девочка рассказала учительнице о домашнем насилии. На что та ей ответила: «Ты самая обеспеченная в классе, тебе все завидуют, а что случится, если папу отправят в тюрьму, а маму лишат родительских прав?» В итоге девочка продала всех своих дорогих кукол, собрала около 15 тыс. рублей и убежала к бабушке в Барнаул, живёт теперь у неё».

По мнению Анны Левченко, необходимо открывать центры для жертв сексуального насилия, где ребёнок или подросток может пройти курс реабилитации с помощью медиков и психологов. Сейчас таких центров очень мало.

«Необходимы беседы в школах о личных телесных границах, о том, что такие действия со стороны взрослых ненормальны, — считает Левченко. — Дети, в отношении которых совершается сексуальное насилие с раннего возраста, просто не знают, что такое норма, они могут не осознавать, что они жертвы. Также нужно объяснять, что есть бесплатная юридическая и психологическая помощь».

GoRabbit публикует откровения девушек, которые забеременели после того, как их изнасиловали.

«Меня изнасиловали, когда мне было 17. Мой сын очень похож на того, кто это сделал. И меня это пугает».

«Я забеременела в 13 лет после изнасилования. Потом у меня был выкидыш. Рассказываю кому-либо об этом в первый раз».

«Сегодня у меня был выкидыш. И я испытываю облегчение, потому что неделю назад я узнала, что забеременела от человека, который меня изнасиловал».

«Меня изнасиловали в раннем возрасте, я забеременела, потом потеряла ребенка. Через несколько лет у меня появился парень, и я считаю, что потеряла девственность с ним, а не с моим насильником».

«Моя семья знает, что меня изнасиловали, у меня был выкидыш. Изнасилование, безусловно, травмировало меня, но окончательно меня сломал именно выкидыш».

«Меня изнасиловали в 15 лет, я забеременела и родила. Моей девочке сейчас 6 лет. Сейчас я влюблена и счастлива, жду второго ребенка с моим парнем. Тот человек не смог сломать меня».

«Четыре года назад мое изнасилование закончилось беременностью. А сейчас мой парень сделал мне предложение и хочет удочерить мою девочку. Я самый счастливый человек на свете».

«После моего изнасилования все, кто знал, что я беременна, говорили одно слово «аборт». Я сохранила эту беременность, и сейчас моя дочь – самое главное и самое лучшее, что есть в моей жизни».

«Мне было 14, когда это случилось. И родила. И счастлива сейчас, что сохранила беременность, потому что сейчас врачи поставили мне бесплодие».

«В 18 я подверглась изнасилованию и потом родила мальчика. Ему сейчас одиннадцать, и он каждый день доказывает мне, что совсем не похож на своего отца».

«Я знала, что моя новорожденная дочь ни в чем не виновата, знала, что она такая же жертва, как и я. Но я без сожалений отдала ее на усыновление. Я хотела, чтобы у нее была счастливая жизнь с чистого листа, я не могла бы ей это дать».

«Мой жених не признает абортов, но мной это случилось. Я беременна от человека, который меня изнасиловал. Аборт – для меня единственный возможный выход из этой ситуации».

«В 14 лет я забеременела после изнасилования и сделала аборт. Все мои тогдашние друзья отвернулись от меня. Не жалею ни о чем».

«Думала, изнасилование – это самое худшее, что случилось, но я забеременела, а у меня даже нет денег на аборт».

«С возрастом эта боль не проходит. Я потеряла девственность в 15 со своим насильником. Сделала аборт».

«Меня изнасиловали в 12 лет. И если бы я не избавилась от ребенка, этого человека заставили бы на мне жениться. И моя жизнь превратилась бы в сплошной кошмар».

«Я забеременела после изнасилования. И готова бросить кирпичом в каждого, кто говорит мне, что мой насильник должен узнать о ребенке и познакомиться с ним».

«Сейчас я узнала, что беременна от моего насильника. И я очень боюсь, что он узнает и что-то сделает со мной».

«В июле я пережила групповое изнасилование. Теперь я беременна и даже не могу узнать, кто именно отец».

Ведет себя странно — но у нас считается, что ребенок «охамел»

— Вы упоминали внешние признаки

Можете еще раз их проговорить? Как меняется поведение ребенка? На что обращать внимание?. — На самом деле, что может помочь больше всего на свете — это доверие, которое есть у вас с ребенком, возможность смотреть, что с ним происходит

— На самом деле, что может помочь больше всего на свете — это доверие, которое есть у вас с ребенком, возможность смотреть, что с ним происходит.

Очень важно слышать, что он говорит. И поддержать его в каких-то его желаниях

Я знаю истории, когда дети пытались сказать родителям: «Я не хочу идти, мама, я не хочу идти к дяде! Я не хочу, пожалуйста, я не хочу!» Ребенок не мог объяснить, почему он не хочет, и, разумеется, его отправляли к дяде. И снова, и снова отправляли к дяде.

Многие выросшие дети говорят, что не было чувства доверия, а была полная уверенность, что мама не поверит и не поддержит. Вот это номер один. Никогда мы не сможем быть всегда рядом с детьми, везде за ними присматривать. Это невозможно. Но если будет доверие, то есть надежда на то, что у ребенка росток доверия окажется сильнее, чем манипуляции, запугивания, угрозы, обещания той стороны.

Юля с мужем

А что касается конкретных признаков совершенного насилия, я стараюсь не входить в экспертную позицию. Я могу сказать о своем опыте. Для меня таким признаком было четкое понимание, как устроены мои половые органы, что и почему приятно, какое положение принять, что абсолютно невозможно для ребенка в 5 лет. Откуда он может это знать? Откуда такая информация? Огромный, огромный вопрос: что было с ребенком? Кто рассказывал ему?

Часть прошедших через это девушек вели себя так же и рассказывали, что на них орали, по рукам били. Мама и бабушка били и кричали крошечному ребенку, что он порочный. И не приходило в голову через это как раз выйти на причины. Разумеется, причины могут быть и какие-то другие. Но в части наших случаев вот так проявляется.

Светлана Маркова рассказывала, что в ее практике, например, насилие заметили так: одна из девочек в школе, во-первых, трогала себя постоянно за половые органы, так отвлекаясь на что-то, думая, разговаривая. А однажды подошла к учительнице и потрогала за грудь. Для тех, кто понимает, что это значит, это всегда знак, что нужно задуматься о том, что происходит с ребенком. Что это у нас? У нас это, например: «ребенок охамел», нужно его наказать.

Мне кажется, часто взрослые не понимают, что ребенок до определенного возраста — мощный носитель ценностей своей семьи. И когда взрослые задают такие странные вопросы: «Как же ты там в 7 лет не сопротивлялась, ничего не сказала?», ну откуда ребенок вообще может знать, что это ненормально? Огромное количество этих отцов, дядь, братьев говорят, что это норма, что ребенок должен это делать, что это люди так выражают любовь.

Еще, например, мой огромный «признак» в течение жизни: я очень боялась прикосновений. Вплоть до самого последнего времени, буквально до последних нескольких лет для меня прикосновения были очень травматичны. Когда я опубликовала эту статью, мне написал друг, что он помнит, как пытался меня обнимать, а я просто каменела. И он смеялся надо мной тогда: «Чего ты так реагируешь, как валенок? Что с тобой вообще?» Я тоже помню это. Мне было 19 лет, и для меня это было просто колоссальным стрессом, когда кто-то пытался потрогать меня без моего разрешения.

И огромная, к сожалению, проблема таких ситуаций, что у ребенка полностью стираются границы.

Моя ситуация — ситуация долгих, долгих, долгих лет — в общественном транспорте я безропотно терпела любые «лапания», вплоть до самых ужасных вещей, потому что вообще не чувствовала, что способна себя защитить. Мне казалось, что у меня нет права на мое тело, раз меня уже однажды лапали где угодно и без моего согласия. В последние годы я пробовала заниматься танцевальной терапией, чтобы как-то с этим справиться. Чтобы как-то вообще разрешить своему телу существовать.

У некоторых взрослых женщин этот опыт детства блокирует возможность радости от интимных отношений, они превращаются в бесконечное насилие. Прикосновения ассоциируются со страхом. Сейчас девчонки пишут: «Я не могу это делать с мужем. Мне так стыдно, мне так плохо, я не могу ему рассказать, не могу вынести эти отношения, при том, что я люблю мужа»

Это влияет на важнейшую часть жизни переживших насилие и их семей, поэтому всем это важно знать, мужчинам тоже

От: admin

Эта тема закрыта для публикации ответов.