Людмила петрановская

За десять лет исчезнут 15% ныне существующих профессий

По прогнозам, за ближайшие десять лет исчезнет от 12 до 15% ныне существующих профессий. Ваши дети еще не вырастут, многие из них еще школу не закончат, а уже не будет 12-15% обычных, базовых профессий, которые сейчас есть вокруг нас. Мы с трудом можем представить, что будет через 20 лет, когда уже точно все ваши дети вырастут.

Современный мир отличается огромной скоростью изменений. Все помнят, когда у вас появился первый личный компьютер? А первый мобильный телефон? И в нашем зале уже есть люди, которые не помнят, как этого не было, не представляют, как могло не быть.

Вы никогда не задавали себе вопрос, почему часто действия многих остросюжетных сериалов происходят не в современном мире, а хотя бы в 80-е годы? Очень просто:  если мы представим себе, что у героев есть мобильные телефоны, задача остросюжетности усложняется на порядок. Режиссеры просто переносят действие в те времена, когда нет мобильных телефонов. И сразу полно движухи: этот потерялся, этот ищет его, этот не знает, где он, этот не сказал, этот не понял.

А что делать сейчас, если у всех мобильники? Нужно придумать какую-то искусственную ситуацию, что, например, герой попал в какую-то зону, где нет сигнала или его заглушили инопланетяне. И так в десяти фильмах подряд.

Мобильный телефон — это не просто какая-то техническая штучка – она меняет нашу жизнь, наши отношения, например, с детьми, которые теперь растут в ситуации непрерывного контроля. Раньше ваши родители знали, что вы делаете целый день?  А сейчас кто из вас готов смириться с тем, что вы до вечера не будете знать, где находится ваш ребенок, что он делает, надел ли шапочку, покушал ли?

Фото: Depositphotos

O том, как плавать в пустыне.

Как в условиях детского дома можно адаптироваться к нормальной жизни? Никак. Представьте себе, что вы растите ребенка в пустыне Сахара и хотите научить его плавать. Oни живут в неестественных условиях. Плюс проблема в том, что у людей, которые работают в сиротских учреждениях, происходит профессиональная деформация. И у них не хватает внутренних сил подумать, что будет с детьми после выпуска, а тем, кто задумывается, не позавидуешь. Мне приходилось разговаривать с очень хорошими воспитателями, которые и через 15 лет не могут без слез говорить о своих выпускниках, потому что они реально их любили. Люди защищаются, потому что делают работу неестественную. Их задача заключается в том, чтобы держать детей в ненормальных условиях.

Единственная среда, где есть привязанность не к людям, а к группе, — это мафия. Она за тебя заступится, а ты, если что, должен отдать за нее жизнь

Самый вульгарный способ их самозащиты: «Что вы хотите, они все уроды, с диагнозами и генами». Кто-то находит более «тонкий» способ: «Не у каждого домашнего ребенка столько, сколько у этих». Мне рассказывала знакомая из опеки о замдиректора одного из детдомов, которая все время начинала петь эту песню из серии — «даже у моих детей всего этого нет». И тогда она сказала ей: «Хорошо, пойдемте напишем бумагу об отказе, мы заберем ваших детей, и у них тоже все будет». После этого разговоры прекратились.

Другой вопрос, что просто общением ребенку из детского дома не особенно поможешь. Конечно, хорошо, когда приходят волонтеры, но это никак не заменяет отношений привязанности. Это ведь огромная ответственность. Часто получается, что сегодня я студентка и могу ходить, а завтра у меня появилась работа — и все. И тогда опять у ребенка травматизация.

Oчень часто в условиях сиротских учреждений привязанность ко взрослому заменяет привязанность к группе сверстников, которые становятся для него источником защиты и заботы. Когда дети проводят все время в манеже, взрослый — это никто, а копошащиеся рядом сверстники — единственные близкие существа. Именно такие дети, когда их берут на руки, плачут, а в манеже успокаиваются — парадоксальная ситуация.

Поэтому после выпуска они держатся группками, женятся друг на друге. Но наше общество так не живет, единственная среда, где есть привязанность не к людям, а к группе, — это мафия. Она за тебя заступится, а ты, если что, должен отдать за нее жизнь. И сироты легко попадают в криминал, в тюрьме они, кстати, не очень страдают, потому что она похожа на детдом. Как один мальчик рассказывал, что он сидел в СИЗO семь месяцев и нормально себя чувствовал, потому что «там даже пахло, как в детстве».

Бережно относиться к чувствам дошкольника

В возрасте от четырех до семи лет дети открывают для себя чувства. Они замечают, что мама грустит, а дедушка сердится. У ребенка проявляется эмпатия — способность понимать, чувствовать состояния людей, и рефлексия — умение распознавать собственные чувства и потребности и говорить о них.

Способность к эмпатии и к контакту со своими чувствами лучше всего развивается в безопасности и разнообразии. Это значит, что с ребенком нужно разговаривать, обсуждать эмоции, давать их пережить. В то же время не втягивать малыша в семейные скандалы и ссоры, чтобы ему не хотелось спрятаться от своих эмоций.

В этом возрасте лучший вклад в будущее ребенка не развивающие группы и спортивные секции, а много живого и разнообразного общения с членами семьи, в котором взрослые проявляют свои чувства и внимательны к чувствам ребенка.

Рождённые в СССР

Уличные кафе и отдых на море, жалобы на долгие стыковки рейсов и открытый вайфай, круглосуточные супермаркеты и экспресс-доставка – казалось бы, ничего в нашей жизни не осталось от советского быта.  Давно ли мы знали наизусть часы работы и, особенно, обеденные перерывы во всех ближайших «продуктовых» и «промтоварных»? А стоять в очереди там надо было дважды – сначала в кассу, а потом – в отдел, чтобы получить товар по чеку. И как описать нынешним детям степень неприятности, сокрытой в окрике продавщицы: «Ряженку и вологодское масло не пробивать!»

Мир вокруг нас продолжает стремительно меняться. Однако люди меняются не так быстро. Усвоив внешне новые навыки, мы тащим за собой багаж старых представлений. В результате возникает особый феномен – человека старой закалки, выброшенного жизнью в совершенно новую, непривычную для него обстановку.

О феномене советского человека в постсоветскую эпоху – мы и хотели бы в ближайшее время поговорить, проследить, как изменялась наша жизнь в самых разных областях – от понимания истории до строительства и дизайна квартир, от психологии до манеры одеваться, от школьного образования – до странностей современной рекламы. Мы постараемся особенно выделить и осветить те особенности мышления и поведения современных людей, в которых сказался их прошлый советский опыт.

Современные тенденции: от пафоса к цинизму

– Какие психологические проявления возникли в последние двадцать лет, после распада СССР?

– Демонстрация героических чувств стала неприличной. Сейчас гораздо популярнее сваливаться в другую крайность вроде цинизма. Теперь любой, кто говорит какие-то пафосные вещи, воспринимается идиотом или лжецом. На самом деле, это тоже нехорошо, потому что пафос – нормальная часть жизни, часть эмоционального спектра. Но после отравления им в советские годы в нашем общественном сознании он табуирован полностью.

У нас испытывать душевный подъём от поднятия российского флага прилично только болельщику в сильно изменённом состоянии сознания и тремя литрами пива в анамнезе. А, например, американцы считают нормальным так реагировать с утречка и на свежую голову.

– Что происходит в последние годы в психологической практике?

– Исследовательская психологическая школа, особенно в части того, что касается возрастных проблем, сформировалась. А вот психотерапией называются очень разные вещи, и иногда, натолкнувшись на непрофессионализм в этой области, люди получают дополнительные проблемы.

Многие, обратившись к психологам, разочаровались и говорят: «Я не хожу к психологам не потому, что у меня нет проблем. Просто они все идиоты». Иногда это – защитная реакция, а кто-то действительно мог наткнуться и на неуважительное общение, и на откровенную глупость.

Но, по крайней мере, в некоторых больших городах у образованной части населения табу на признание своих психологических проблем постепенно уходит. Люди начинают обращаться к специалистам с семейными конфликтами, с личными проблемами. Хорошо бы теперь сформировать в России нормальную систему психотерапевтического образования, чтобы люди получали то, что им нужно.

Как травля в школе влияет на взрослую жизнь и чем отличается от обычной детской агрессии

Несколько лет назад я написала в блоге пост на тему травли, и меня поразила реакция: тысячи комментариев, историй, было ощущение, что людей прорвало. Буллинг — это огромная проблема, и поразительно, что до последнего года о ней практически не говорили. Хотя чем больше это явление изучают, тем больше убеждаются, насколько тяжелые оно имеет последствия. Буллинг бьет по всем

Не так важно, вас травят, это просто происходило у вас на глазах или вы в этом участвовали.

Иногда приходится слышать: «Подумаешь, что в детстве было, все кого-то дразнят», «Дети есть дети», «Всегда кого-то обижают, это нормально». Сейчас появляются исследования, доказывающие, что последствия травли в детстве могут быть даже более серьезными, чем последствия жестокого обращения в семье.

На психотерапевтических тренингах есть группа упражнений, когда людей просят вспомнить какие-то фразы, которые до сих пор причиняют им боль. В классическом психологическом подходе ожидается, что все эти фразы — из семьи. Что в детстве мама говорила «У тебя руки-крюки» или папа говорил «Ты не мужик, а тряпка», и это будет всю жизнь причинять вам боль. Но по своему опыту могу сказать, что чуть ли в половине случаев эти ядовитые фразы оказываются вовсе не родительскими, а либо педагогов, либо сверстников.

Последствиями травли могут быть сниженная самооценка, тревожные расстройства, социофобия, посттравматические состояния, психосоматические расстройства, суицидальные мысли. И то, с чем мы всё чаще имеем дело: агрессия жертвы, доведенной до отчаяния. Вспышка ярости или холодная спланированная акция.

Лекция Людмилы Петрановской. Фото: «ТравлиNet»

Немного о терминах. Русское слово «травля» всем понятно. «Буллинг» — это примерно то же самое, но по-английски. «Моббинг» чаще используют для ситуаций на работе. Например, когда начальник систематически изводит подчиненного.

Сейчас слово «травля» начинает размываться. Я недавно была в школе, где рассказывала про травлю, ко мне подходит учительница и говорит: «Да, это сейчас такая проблема. Вот и Ольгу Бузову тоже травят!». Но все-таки мы не называем травлей любые негативные высказывания. Травля — это ситуация насилия. Это спланированное групповое действие, которое предусматривает причинение ущерба.

Часто бывает, что любую детскую агрессию называют травлей. Это путь, по которому пошли в некоторых европейских школах, где принимают протоколы нулевой толерантности к агрессии и насилию. И если один ребенок другого толкнет, то сразу начинается кипеж с вызовом родителей и исключением из школы. Это плохая идея. Исследования показывают, что запрет на агрессию не снижает уровень буллинга, а, наоборот, повышает. При желании можно прилично затравить, не трогая руками.

Оставить подростку право на ошибку

Задача подросткового возраста — сделать рывок в сепарации, пережить разочарование во всемогуществе родителей и научиться жить своим умом. Взрослости предшествует период, когда ребенок стремится поступать «не как советуют родители» совершенно независимо от того, чего он сам хочет и что считает верным. Главное — порвать путы, освободиться от родительской опеки, отделиться.

В период от 12 до 15 лет контроль только вредит отношениям между ребенком и родителями. Желание влезть в его переписку, водить за ручку и запрещать гулять по темноте встречает отпор со стороны подростка, взрыв эмоций и бунтарство.

Родителям лучше немного отойти в сторонку. Взрослые уже не могут управлять эмоциональным состоянием детей. Это маленького ребенка при ссоре с друзьями можно обнять, поцеловать, и он успокоится. Подросток же будет держать всё в себе и так легко не дастся. Нужен найти баланс между контролем и доверием.

В общем, лобовых решений «как не допустить» не видно

И я бы скорее искала ответ не в плоскости «ребенок-педагог». Ведь в истории с 57-й школой общественность потрясли не столько сами факты, сколько то, сколько лет все скрывалось и замалчивалось. «Наконец я не буду сжиматься, когда кто-то отдает мальчика в класс к имярек» – пишет человек, который все знал много лет. Сжимался, но молчал – почему? Факты уже всплывали 10 лет назад – администрация без всякого открытого расследования представила их коллективу, как сплетни – и все с готовностью приняли эту версию. Почему? Пострадавшие описывают свои чувства – не столько травму от, собственно, события, сколько от давления: «Если расскажешь, школу закроют», «Как я буду смотреть всем в глаза?». И мы видели, насколько опасения жертв были обоснованы, чего только они не услышали в свой адрес.

Абъюз может не быть буквально изнасилованием, но в подобных случаях над жертвой изначально нависает угроза другого насилия – психологического насилия группы. Абъюзер это прекрасно знает и осознанно этим пользуется. Рано или поздно ребенок осознает серийность «романов» и поймет, что был лишь объектом использования и вдобавок жертвой мышеловки. Ведь, рассказать – значит всех подвести, стать предателем. «Стукачкой», как выразился г-н Носик, которого по странному недоразумению иногда называют либералом. Именно поэтому наиболее тяжело последствия абъюза сказываются, если дело происходит в узком кругу «своих» – в семье, в сплоченной группе, в закрытом «клубном» учреждении. Или ты терпишь, поступаясь собой, или в один миг можешь утратить всю социальную сеть, которая окрысится на тебя за «вынесение сора из избы». Поэтому первыми часто решаются заговорить не сами жертвы, а их «доверенные лица». Им тоже тяжело, но больше шансов выдержать. И, пользуясь случаем, хочется выразить поддержку всем тем выпускникам и учителям, кто взялся за эту неприятную и непростую миссию.

Так вот. Дело не в том, чтобы никому ничего не хотелось. А в том, чтобы существовали правила игры, при которых никто не питал бы иллюзий, что абъюз можно безнаказанно практиковать, прикрываясь невидимыми, но непрозрачными «стенами» закрытой системы.

№ 3: Не устанавливайте «железобетонные» принципы

Все утверждения, которые начинаются словами «всегда», «никогда», «ни в коем случае», говорят о тревожности. А тревожность говорит о том, что нет уверенности в себе как в родителе, нет контакта с ребенком, нет умения гибко обращаться и адаптировать свои слова и поступки к той реальности, которая у нас есть сейчас.

Если мы уверены в себе как родители, мы понимаем, что разберемся.

Например, всегда быть последовательными: раз сказал – все, никогда не менять своего решения. Или – всегда давать ребенку отвечать за последствия: раз он что-то забыл, пусть отвечает за последствия. Если бы мы так вели себя со своими супругами?.

Представьте, что ваш муж уходит на работу, вы знаете, что у него очень важное совещание, и тут замечаете, что он забыл папку с документами на эту встречу. И что, вы подумаете: «Иди, иди, дорогой, пусть наступят последствия»? Нет, конечно

То же самое с детьми.

Мне кажется, надо к себе относиться более сочувственно… Надо больше прислушиваться к себе, быть больше в контакте с собой, не стараться следовать жестким рецептам, а отталкиваться от ситуации, и тогда можно почувствовать себя более комфортно в родительстве.

О чем говорить с соседями в лифте

– То есть в понимании советского человека эмоции должны быть ритуальны?

– В этом явлении самом по себе ничего плохого нет – это сильно экономит психическую энергию. Взять к примеру англичан, их эмоции очень ритуализированы: ты должен улыбнуться, поговорить про прекрасную погоду… Мы обычно смеёмся над подобными ситуациями как насильно навязанными. Но на самом деле, если у тебя есть готовая модель, как реагировать, то в этот момент не надо включать голову, внутренне ты свободен для каких-то других мыслей, например.

Кстати, это тоже один из феноменов СССР. Существовавшая до этого структура общения была разрушена, советская власть перемешала все социальные страты и отменила ритуалы. Пытались придумать какие-то советские способы выражения эмоций, когда нужно было по каждому поводу сказать, что «мы сплотимся», что «нельзя подводить коллектив», – то есть, по сути, снова озвучить все метафоры «надевания скафандра». Но несколько десятилетий советской власти для сложения ритуалов – это слишком короткий срок, ничто. Да и чувствовалось, что эти сценарии… неэкологичные, что ли. Способы психологической мобилизации работают в стрессовых ситуациях – например, во время войны. Ну, пять лет можно так продержаться, но долго невозможно – психика должна как-то сбрасывать напряжение.

А когда ритуалов нет, то очень много психической энергии тратится на стандартные ситуации. Например, когда вы узнаёте, что у какого-то друга умер родственник, вы испытываете замешательство, потому что нет готовых форм: что делать. Помимо нормального сочувствия, должны быть какие-то действия – позвонить или написать? Сразу или на следующий день? Что сказать и какими словами? Предлагать деньги – не предлагать? Или помощь? В каких ситуациях идти на похороны, в каких – на поминки? У нас в обществе это всё не прописано и людям приходится каждый раз думать о подобных вещах заново.

Да даже проще – о чём говорить с соседом в лифте – на эту тему и то нет готовых культурных матриц, которые ты воспроизводишь, не включая голову. И в результате обмен знаками «мы хорошо друг к другу относимся, общение безопасно» не происходит так, чтобы ты эмоционально не выложился. Так и получается: когда мы встречаемся с соседом в лифте, то отводим глаза, начинаем доставать телефон, смотреть на часы… Потому что время этой встречи надо как-то пережить.

 – То есть неприветливость и закрытость, которую многие отмечают как характерную особенность наших людей, – это просто следствие отсутствия стереотипов?

– Ну да. Летом я была в Болгарии. Там, если входишь в магазин и не здороваешься с продавцом, он сразу переходит на русский.

Конечно, у всего есть и плюсы, и минусы. С одной стороны, дежурный обмен фразами про погоду и взаимные улыбки с людьми, которые тебе безразличны, раздражает, но, с другой, – это экономия усилий и структурирование социальных актов. Мы в этом смысле здорово потерялись.

Старшеклассники и юмор

– Старшеклассникам нужна поддержка родителей в начале учебного года?

– В старших классах начинается истерика по поводу ЕГЭ. Школа мастерски загоняет и себя, и детей, и родителей по этому поводу в состояние паники. Тут надо ребенка психологически разгружать от этого, где-то разрядить нервную обстановку, где-то напрямую попросить учителя, если классный руководитель по этой части очень увлекается, не нагнетать и не вводить детей в невроз. Обычно детям такого возраста помогает юмор. Иногда просто нужно следить, чтобы он спать вовремя ложился, не забывал поесть.

– В этом году 1 сентября в понедельник, то есть сразу – целая учебная неделя…

– Обычно на первой неделе много не задают, поэтому можно побольше погулять с ребенком, пойти куда-нибудь в парк, сходить в кино. Если ребенок маленький, и вы видите, что он совсем в стрессе, то лучше оставить его на один день дома, чем потом он две недели будет болеть.

Еще самим родителям нужно дать себе установку: начало учебного года – совсем не кошмар, ничего страшного в этой ситуации нет. Иначе дети начнут воспринимать все так же.

Если дополнительные занятия, кружки начинаются в первую же неделю, то нужно смотреть на собственного ребенка. Дети разные. Есть такие, которые с удовольствием бегают по занятиям с утра до вчера и чувствуют себя отлично. А есть астеничные ребята, которым такой график сразу дается тяжело, значит, темп нужно наращивать постепенно.

Чтобы переход от отдыха к учебе был легче, для некоторых детей поддерживающим ресурсом может быть, например, красивый пенал, красивые тетрадки или еще что-то новое, яркое. Или, например, поход всей семьей в кафе 1 сентября, чтобы поесть мороженого, или самые любимые завтраки всю первую неделю. А для других детей, для интровертов, самое лучшее будет, если видно, что он устает, просто взять небольшую паузу.

В общем, главное – быть внимательным к ребенку, быть рядом с ним, а остальное все приложится.

Первый раз в пятый класс

– А что касается учеников средней школы – здесь есть свои нюансы? Особенно если говорить о пятиклассниках – ведь детям, привыкшим к одной учительнице, придется приспосабливаться к разнообразию предметов, учителей.

– Пятиклашки испытывают особый стресс. Они очень часто в первые недели, даже месяцы учебы не справляются, и не со школьной программой, а с логистикой. То есть раньше было понятно: обычно уроки задают сегодня на завтра, причем это три-четыре совершенно понятных предмета. А тут начинается много предметов, уроки могут задавать на через неделю, и непонятно когда их делать. Легко забыть что-то, что просили принести. Разные учителя, разные требования, разные тетрадки…

Обычно к пятому классу родители особо не контролируют детей в том, как они подготовились к школе, ничего ли не забыли, не следят за выполнением домашнего задания: они вроде бы стали самостоятельными.

Теперь пятиклашкам, как когда-то первоклашкам, снова нужна родительская помощь. И именно – в логистике. В первые недели, месяцы родителям стоит помогать ребенку «разруливать» ситуацию. Не столько делать с ним уроки, сколько помочь справиться с новым расписанием, с планированием. Чтобы не получилось, что какой-то день он вдруг сидит до 11 вечера, пытаясь выполнить все заданное.

Если родитель берет отпуск, чтобы посидеть с ребенком, не нужно использовать его для того, чтобы выносить ребенку мозг требованием безукоризненного выполнения уроков: «Раз уж я сижу с тобой, то давай как следует позанимаемся!» Родитель не для этого, он для того, чтобы быть рядом, чтобы подольше погулять или сходить в бассейн, например. И чтобы помочь справиться со сложной ситуацией.

– А если ребенок приходит и говорит, что какие-то учителя не нравятся?

– Что делать родителям? Выслушивать, утешать: «Давай посмотрим, давай подождем, как все образуется». Это нормально, что какие-то учителя нравятся, какие-то не нравятся. Конечно, если не происходит что-то совсем из ряда вон выходящее, травмирующее ребенка. Тогда, конечно, нужно разбираться, защищать ребенка.

Если же все просто в категориях «нравится» – «не нравится», и у ребенка просто стресс от того, что сразу столько новый учителей, причем каждый – со своими требованиями, то надо настроить его: «Ничего страшного. Люди – разные и не все должны тебе нравиться. Зато смотри, какая та учительница хорошая, о которой ты говорил».

Если мы требуем от ребенка все делать качественно, у него не будет шанса стать в чем-то лучшим

Это только то, что мне навскидку пришло в голову. Я думаю, что если вы подумаете, то вспомните примеры незыблемых истин, которые мы внедряем в голову детей, а они уже не соответствуют реальному положению дел. У нас просто не хватает скорости анализа и критичности мышления, чтобы это успевать сообразить. Нам проще по инерции где-то двигаться. В принципе, в этом ничего страшного нет, все родители такие, мы тут с вами не оригиналы, если мы не проявляем излишнего усердия.

Но проблема современных родителей, что они часто относятся к этому делу с неимоверным усердием, они так прессуют детей для того, чтобы подготовить их к миру – я напоминаю, к тому миру, который в момент взрослости их детей станет позавчерашним, – они настолько не могут смириться с тем, что их ребенок не будет знать английского в семь лет, не будет читать в пять, не будет еще что-то.

Странно прекращать работу без карантина

— Как вы сами свой график жизни перестроили или собираетесь перестроить в этой связи? Или что у вас вошло в жизнь?

— Я все жду, когда настанет та самая карантинная скука, которая все никак не случится со мной. Понятно, что сегодня последнее будет мероприятие публичное, на котором все будут сидеть в масках в метре друг от друга. После этого свернется вся эта большая часть деятельности. Свернулись все поездки. 

Все в основном переходит в онлайн, но сейчас пока не так много, потому что понятно, что людям нужно время на адаптацию ко всему этому. Даже тот, кто раньше работал с психологом, ставит это на паузу, потому что все кувырком, не до копаний внутри себя, это нормально. Потом это все вернется, наладится. Работы все равно много.

Я сейчас думаю о том, какие можно наладить формы поддержки родителям, потому что то, о чем я до этого говорила, меня очень сильно беспокоит. В первую неделю всем все в новинку, а если это продлится, а это продлится, то через какое-то время мы получим огромное количество эмоционально истощенных родителей, не имеющих возможности обратиться за очной помощью и платить за нее. Что с этим делать, надо придумывать.

— Вы поэтому сказали, что дальше будет страшнее и хуже?

— Дальше будет хуже эпидемиологическая ситуация. Кривая роста у нас идет с некоторым сдвигом, мы его размер не очень понимаем, потому что у нас очень маленький охват тестированием, поэтому мы не знаем, какое количество реально зараженных. В любом случае их будет больше.

Поэтому меры, которые ранее принимались, мне показались более чем странными. Идея каникул — по-моему, все уехали из Москвы, развезли это везде и разгрузили московскую медицину. Никакого другого смысла я в этом, честно говоря, не вижу. Потому что у нас половина Москвы — это люди, приехавшие из регионов на работу. Их отпустили на каникулы, и первое, что они сделали — это с детьми или без детей, у кого как, вернулись к себе на место, откуда они приехали. Они развезли это повсюду. У нас одновременно «Аэрофлот» в два раза снизил цены.

Мне кажется очень странной эта мысль — прекращение деятельности без карантина. Уж тогда карантин, и люди дома сидят.

Или в чем тогда смысл, что они не будут ездить на работу, если они будут везде? Поэтому я не специалист, я не эпидемиолог, я не берусь судить, но с точки зрения обывателя мне это все кажется странным.

— Вопрос, кому хуже — всегда очень сложный. Как вам кажется, у кого действительно сейчас самая сложная ситуация — врачи, учителя, родители с детьми, учителя с детьми, пожилые?

— Самая сложная ситуация сейчас у тех людей, которые не могут себе позволить карантин, при этом имеют в составе своей семьи людей группы риска и ничего не могут сделать, не имеют возможности с ними разъехаться. Для этих людей нет вообще никаких предложений помощи. 

«Оставайтесь дома!». Сегодня к вам обращаются врачи

Я представляю себе: я — единственный человек, который работает дома в семье; у меня пожилая мама, ребенок; мне платят зарплату за выход на работу, за день. Есть много людей, которые за день получают, они не имеют ставки. Что делать? И моя работа, допустим, связана с людьми — кассир какой-то. Какие варианты? Если я не буду работать, через три дня нам нечего будет есть. Мне не на что сделать запасы, у меня нет никаких ресурсов. Я хожу каждый день на работу, понимая, что я каждый день приношу… Живу я в Москве, дачи у нас нет и так далее. Мне кажется, это одна из ситуаций, которую сложно себе представить.

Еще более сложная ситуация — это все те, у кого есть какие-то другие проблемы со здоровьем. Это все те, у кого диагностировали онкологию, и они тоже не захотят терять ни дня. А как?

Это все те, кто сейчас после лечения онкологического со сниженным иммунитетом или какого-то другого, которое тоже снижает иммунитет. Люди реально сейчас в сложной ситуации. В этом смысле наши проблемы — это карантин, не карантин, даже потеря бизнеса — это не самые большие проблемы.

№1: Не требуйте от себя слишком многого

Очень много лет родители растили детей, не очень понимая, как на них отражаются действия, поступки, их эмоциональное состояние: ребенок и ребенок, куда он денется, вырастет! С развитием психологии, психиатрии стало выясняться, что на самом деле то, как родители строят отношения с детьми, на детях очень сильно отражается. Это знание в свое время очень впечатлило человечество…

В результате родители все время боятся что-то сказать не так, травмировать детей, недолюбить, недопонять, недопринять. Это состояние я бы назвала «родительский невроз» – состояние, когда родитель думает о ребенке, о проблемах с ребенком, о его поведении, развитии и т.д

гораздо больше, чем о себе самом, о своих интересах и потребностях: «А достаточно ли я принимаю своего ребенка? Не задалбываю ли я его своим вниманием? От того, что я сейчас посидела в фейсбуке, у него не развилась депривация? То, что я завязала ему шарф, не было ли это гиперопекой?»…

Любая тревога, любое чувство вины – это всегда оборотная сторона фантазии о своем всемогуществе: представления, что, если мы будем мудрыми, терпеливыми, «просветленными» родителями, такими, чтоб комар носа не подточил, тогда гарантированно ребенок вырастет гармоничным, смелым, развитым, добрым и любящим.

Но теория привязанности – не про эльфов. Она отрабатывалась не на эльфоподобных, у наших предков она была такая же, как у нас! Не надо ломать и переделывать себя. Вы с ребенком своим живете, вы его растите, вы его знаете, вы его любите, он рядом. В самом главном все уже хорошо. С остальным разберетесь, так или иначе.

№ 4: Не подчиняйте ребенка своим ожиданиям

Принятие ребенка – это работа, которую родители делают всю жизнь… В патриархальном обществе было очень жестко с принятием детей: ребенок должен был соответствовать ожиданиям. Постепенно жесткие ожидания от ребенка перестали восприниматься как правомерные. Но и сегодня родителям каждый раз приходится сталкиваться с вопросом принятия: «Мой ребенок не такой, как мне бы было удобно, как мне давно хотелось, как мне мечталось»; хотели девочку, родился мальчик, хотели решительного мальчика, родился робкий, хотели, чтобы ребенок читал книжки, а он играет в хоккей…

Потому что ребенку очень важно принятие, ему нужна его субъектность, он хочет, чтобы вы считали его человеком, независимой личностью, чтобы уважали его право быть таким, каким он хочет. Для ребенка очень тяжело, когда мы вгоняем его в прокрустово ложе, а мы вгоняем

И необязательно жесткими методами, но мы расстраиваемся, вздыхаем, плохо себя чувствуем, демонстрируем свое разочарование, озабоченно пишем в фейсбуке… Дети это четко считывают.

А дальше у них есть два пути: держаться за одобрение родителей и отказаться от себя, и тогда рано или поздно родитель будет восприниматься как «тот человек, который заставил меня не быть собой»; либо отстаивать себя, отделяться от родителей, иногда очень жестко, часто – жестоко: ставить перед фактом.

Принятие ребенка со всеми его особенностями – это не про то, что нужно всегда ему все разрешать, со всем, что он говорит, соглашаться, а про то, что мы его должны принимать таким, какой он есть. Это сложная задача – расширять зону принятия можно всю жизнь…

От: admin

Эта тема закрыта для публикации ответов.