Неподаренная жизнь

Не стучит

На следующий день я закончила домашние дела, собралась и поехала в роддом уже ближе к вечеру. Меня приняли, в 18 часов позвали на КТГ. Как сейчас помню то сердцебиение доченьки: такое монотонное, не как обычно. Врачу не понравились результаты, меня отправили на капельницу, чтобы потом повторить обследование. Два часа я лежала под капельницей, общалась с подружкой через видеосвязь, веселилась – ждала нашей встречи с малышкой, с моей Леркой.

В 8 вечера на КТГ никак не могли определить сердечко. Целых сорок минут медсестры не могли понять, что происходит. В последствие оказалось, что мой пульс 100-108 ударов в минуту они принимали за сердце ребенка. Меня спустили вниз в предродовую, там на УЗИ дежурный врач очень долго смотрела мою дочку. Я понимала, что с малышкой что-то не так, но не подозревала, что её уже нет. В конце концов врач сказала: «Нам очень жаль, так бывает, случилась перинатальная смерть плода».

Началась истерика, я рыдала, звонила мужу, кричала, чтобы он приехал. Я просила сделать мне кесарево, но врачи сказали, что я должна родить сама. Всё, чем они могли облегчить мою боль – поставить эпидуральную анестезию. Но физически я ничего не чувствовала, меня терзала изнутри моя душевная боль.

Я всегда хотела детей

Пока болела, распалась моя личная жизнь, но я твёрдо знала, что если мне оставят матку, я пойду на ЭКО. Пусть даже одна. Полгода я лечилась, встала на учёт в центр репродукции, собрала бумаги. И только через год, после всех мытарств с анализами, сопутствующими процедурами, стимуляциями и прочим, 22 февраля мне перенесли два эмбриона.

13 марта УЗИ показало плодное яйцо с эмбрионом и сердцебиение. Я была счастлива, но по-прежнему на препаратах. В конце апреля, на сроке 13 недель на первом скрининге узнала, что жду девочку. Я очень люблю плюшевых мишек и всю беременность говорила, что у меня будет маленькая мимимишка. То же обследование не показало никаких патологий, разве только краевое предлежание плаценты.

А вот по результатам скрининга крови меня направили на консультацию к генетику. Врач сказал, что риск хромосомной патологии очень высок, нужно делать амниоцентез, но есть вероятность выкидыша. Под давлением обстоятельств я начала подписывать согласие…И тут зашевелилась дочь. Я уехала от генетика в слезах, не завершив процедуру.

Не найдя ни в ком поддержки, я сделала неинвазивный скрининг и экспертное УЗИ. Обследования не выявили никаких патологий. Единственное, что меня насторожило – шейка матки стала укорачиваться. И хотя участковый гинеколог успокаивала меня возможностью «в случае чего» поставить кольцо, я беспокоилась.

Следующие пару недель мне казалось,что дочь редко шевелится – я даже бегала к врачу слушать сердцебиение допплером. Мне снились странные сны: то я купаю и почему-то топлю новорождённого мальчика, то вижу во сне, что у ребёнка слишком большая головка.

Подтекание вод и стационар

Так я ходила до 19 недель, пока в одно утро не встала с постели и почувствовала, как вылилось пару столовых ложек какой-то жидкости. Я очень насторожилась, весь день контролировала выделения, но больше такого не повторялось.

Через три дня всё повторилось в том же количестве, и я решила не гадать и пойти к своему гинекологу в женскую консультацию. Та измерила мне живот и сказала, что он слишком маленький для такого срока, и с подозрением на маловодие и подтекание околоплодных вод отправила срочно на УЗИ. На обследовании подтвердилось острое маловодие, обнаружилось увеличение шейной складки у малышки. Я в срочном порядке купила билеты в Санкт-Петербург, так как компетенция врачей в моем родном городе мне казалась недостаточной.

Я поехала в роддом, где знакомая работала заведующей. Меня в тот же день оставили в стационаре для пролонгирования беременности, сделали тест на подтекание –положительный. Врачи были настроены на плохое развитие событий, отправили на неинвазивный тест для выявлении патологий, так как их настораживала шейная складка. Я была уверена, что моя малышка здорова и что её шея была в складках из-за малого количества вод.

Прошли две недели в стационаре, из них десять дней я ожидала результата теста. Всё это время проводилась терапия антибиотиками, был прописан полный покой. Каждую неделю делали УЗИ, которое выявляло эту шейную складку, маловодие, и вдобавок обнаружилось, что голова и грудная клетка малышки были приплюснуты – ей было тесно.

В то же время подтекание увеличивалось, в любом положении –  и лёжа, и стоя. Причину, по которой пузырь подтекал, так и не нашли: инфекций нет, удара в живот не было, каких-то других вариантов тоже не было. Врачи просто развели руками, сказав, что такое бывает –  редко, но бывает.

Малышка пинала меня, шевелилась так, что мне было больно. Мне регулярно брали мазок на инфекции, так как открытая шейка могла стать причиной воспаления матки. На третьей неделе анализ показал стафилококк, значит, всё-таки что-то пробралось…

Страницы

• #нужные_слова
• COVID-19
• Tilda
• Арт-класс
• Астрахань
• Банковский перевод
• Барнаул
• Белгород
• Беременность после потери
• Благодарим наших партнёров
• Благотворительному фонду «Свет в руках» исполняется 3 года
• Брошюры коротко
• Вакансии
• Ваш профиль
• Ваше пожертвование выполнено!
• Вебинар для врачей
• Вебинары
• Великий Новгород
• Видео истории
• Владимир
• Выйти
• Главная – старая
• Группа поддержки для тех родителей, которые потеряли малыша и сейчас снова ждут ребенка «Беременность после потери» на базе СПб ГБУЗ «Родильный дом №1 (специализированный)», г. Санкт-Петербург
• Группа поддержки родителей на базе СПб ГБУЗ «Родильный дом №1 (специализированный)», г. Санкт-Петербург
• Группы поддержки и программы помощи
• День матери
• День Матери, потерявшей ребенка
• Документы фонда
• Дыхательная гимнастика
• Если вам нужна помощь
• Забыли пароль?
• Задать вопрос врачу/юристу
• Записаться на группы и в программы поддержки
• Запрос на психологическую помощь
• Зарубежный опыт помощи при перинатальных потерях
• Заявка на обучение в своем медицинском учреждении
• Ижевск
• Исследования
• Истории
• История создания
• Казань
• Как помочь
• Календарь чудес
• Калининград
• Карта сайта
• Команда
• Консультирование по лактации
• Контакты
• Красноярск
• Курс “Психологическое сопровождение перинатальных потерь”
• Курс для доул и акушерок
• Курс для специалистов социального сопровождения «Взаимодействие специалистов помогающих профессий с семьей, оказавшейся в трудной жизненной ситуации»
• Литература и Фильмы
• Мероприятия в августе
• Миссия фонда
• Москва
• Музыкальный вечер
• Мы помогаем медицинским работникам
• Нас поддерживают
• Наши программы
• Наши психологи
• Наши эксперты
• Новокузнецк
• Новосибирск группа поддержки для беременных после потери
• Онлайн группа “Беременность после потери”
• Онлайн группа “Особенная беременность”
• Онлайн группа “Поддержка после потери”
• Онлайн группа для мужчин, переживающих утрату ребенка
• Онлайн группа поддержки “Неудачное ЭКО”
• Онлайн группа поддержки “Планирую беременность после потери”
• Онлайн группа поддержки “Пока малыш в реанимации”
• Оплата с помощью короткого номера
• Организовать группу в своем городе

  Стать координатором встреч группы

• Отзыв
• Отзывы о нашей работе
• Отзывы о фонде
• ОТЧЁТЫ
• ОТЧЁТЫ 2017 ГОД
• ОТЧЁТЫ 2018 ГОД
• ОТЧЁТЫ 2019 ГОД
• ОТЧЁТЫ 2020 ГОД
• ОТЧЁТЫ 2021 ГОД
• Планирование и сопровождение непростой беременности
• Подпишитесь на наши новости
• Пожертвование не выполнено
• Поздравьте Александру Краус с днем рождения
• Полезные материалы
• Помощь от организации
• Потеря ребенка в его возрасте от 1 до 18 лет
• Правополушарное рисование
• Программа “Хочу забеременеть, но боюсь”
• Программа “Мамы навсегда”
• Программа психолого-информационного сопровождения родителей, потерявших ребенка
• Программы поддержки для пациентов СПб ГБУЗ «Родильный дом №1 (специализированный)», г. Санкт-Петербург
• Программы поддержки при роддомах
• Психолог
• Психологическая консультация
• Расскажите свою историю
• Ребосо
• Регистрация
• Родителям
• Росток памяти

  Дерево памяти

• Самара
• Самара – группа поддержки для беременных “Беременность после потери”
• Санкт-Петербург
• Сбросить пароль
• СМИ о нас
• Создайте Страничку Памяти
• Социальный работник
• Сочи
• Спасибо, что поделились памятью о своем малыше
• Специалистам
  • Вебинары для специалистов
  • Врачам
  • Группа психологической поддержки для врачей
  • Модульная программа подготовки для психологов
  • Обучающий вебинар для квалифицированных консультантов по лактации
  • Подать заявку на обучение в своем медучреждении
  • Регистрация на курс 14 марта
  • Студентам медицинских специальностей
• Стать волонтером
• Страница не найдена
• Супервизия для психологов
• Терапевтическая группа
• Томск
• Тюмень
• Условия использования персональных данных
• Условия сервиса сбора пожертвований
• фото отчет Калининград
• фото отчет Москва
• фото отчет Тула
• Челябинск
• Ярославль

Время не лечит

Меня выписали в понедельник, но не так я представляла свою выписку… Из роддома мы поехали на похороны нашей дочери. Были мы с мужем и наши родители. Похоронили на детском кладбище – да и такие есть. Всё было как в тумане, я еле держалась на ногах. Наша доченька лежала такая красивая, другая, маленькая девочка. Миниатюрная, в маленьком белом гробике, в том самом розовом комбинезоне с кошечкой посередине, который я купила незадолго до родов. Мне было плохо, хотелось выть, орать: «Почему, ну почему так?! За что?!»

Через несколько дней после похорон пришло молоко, которое я смогла остановить только таблетками. Две недели я не хотела разговаривать вообще ни с кем. Казалось, что никто и представить не может, каково мне сейчас. Муж тоже страдал, но уходил на работу и отвлекался. Ночами я сидела на кухне ревела, пила успокоительные, снотворное, днём пыталась отвлекаться, гуляла с сыном, надевала очки, потому что плакала, когда видела мам с колясками. Я завидовала им, думала, что я какая-то не такая, грешная, не достойная, только я виновата в смерти дочери.

Прошло почти 9 месяцев (на момент написания истории – прим.ред.). Каждый день представляю, какой бы она была сейчас. Боль уже не такая острая, но каждый день, каждую минуту я ощущаю эту пустоту. Никогда не будет, как раньше, кажется, что я никогда уже не смогу почувствовать себя счастливой.

Соня

Я не пошла по направлению в городскую больницу – начиталась ужасов про то, как в одну палату кладут таких, как я и счастливых «беременяшек», как в соседних боксах кричат новорождённые. Моя психика бы не вынесла. Знакомый главврач перинатального центра организовал отдельную палату, самых грамотных врачей, которые помогли мне пережить всё это без страшных последствий для организма. Но не для души – она рвалась на части. Я в истерике пила таблетку, вызывающую роды. Первые роды, процесс не быстрый, препарат подействовал только на третьи сутки. Мужу рядом быть запретили – коронавирусный карантин по всей стране.

Мне кажется, в тот день я умерла вместе с дочкой. Я не нашла в себе сил на неё посмотреть. Я представляла её здоровой и красивой, похожей на мужа. Мы решили дать ей имя, назвали Соней. Ведь это не просто безликий эмбрион –для нас она была и есть.

После родов началась странная эйфория, потом пришло молоко – всё тело говорило: “Ты мама». Мама, только без ребёнка.”

Я верю, что Соня вернётся к нам в здоровом теле. Я, как ненормальная, часто с ней говорю, прошу прощения, пересматриваю снимки УЗИ. И пою колыбельную. Это песня сразу нескольких звёздных мам: «Спи, моё солнышко, спи, там за облачком дремлют наши ангелы, пока ты в маминых руках.»

Так сложно объяснить всем родственникам и знакомым, куда делся твой живот. Но ещё сложнее осознать самой и принять. Соня должна была появиться на свет в день рождения моего мужа, 13 августа.

Какие уроки я усвоила? Первый – так бывает. Гораздо чаще, чем мы думаем. Не «почему» и не «зачем», просто бывает. О моей истории узнали несколько подруг и рассказали, что у них тоже были неудачные беременности – замершие или с жуткими диагнозами. А я ведь и не догадывалась об их боли. Второй урок – следите за мыслями и словами.

Спасибо большое фонду «Свет в руках» за поддержку, мне она помогла сохранить рассудок.

Приговор

В ПЦ подтверждают диагноз, но уже по УЗИ видно, что это всё-таки мальчишки-близнецы. Собирают консилиум, где решают, что же с нами делать. Предлагают прокол, чтобы убрать жидкость, в надежде, что если разгрузить мочевой пузырь малыша, то возможно всё ещё придёт в норму. В дальнейшем таких проколов я перенесла 6, и все они были без анестезии – я шла на всё лишь бы спасти крох. Во время каждого прокола я просто молила Бога, чтобы малыш выдержал, ведь в любой момент у него могло остановиться сердце.

Каждое УЗИ я со страхом ложилась на кушетку: совершенно не зная, чего ждать на этот раз. Так, после одного обследования мне и сказали, что шансов спасти сына нет, теперь надо сделать всё, чтобы сохранить жизнь здоровому малышу. После этих слов я шла по коридору в слезах: у мальчиков уже даже были имена, как я могу остаться без них? У свекрови по приезду домой случилась истерика, она кричала на меня: «Всё, забудь! У тебя один ребёнок, про второго даже думать забудь!». А я просто сидела и ревела со словами, что так не могу, ведь под сердцем у меня их двое. Отец детей не выдерживает и приезжает с вахты, якобы поддержать меня. Но в итоге я получаю обратное: он просто пьет и веселится с друзьями, пока я сижу дома с его мамой.

Врачи перинатального центра в надежде на положительный исход отправляют меня в Екатеринбург. Я уезжаю туда совершено одна за тысячи километров, 27 часов в поездке, из-за многоводия с большим для срока 17 недель животом. 4 марта я стою на пороге института, где мне обещали сделать операцию и спасти малышей. Но в итоге после недели пустого ожидания (были выходные в честь 8 марта) состояние малыша ухудшилось, и мой организм перестал выдерживать. Мне отказывают в операции и отправляют домой со словами: «Вам ничего не поможет. Либо прерывайте, либо вас саму не спасут – у вас пошёл отёк по вашим органам». Всё то время, пока я находилась в больнице, отец детей развлекался: лишился водительских прав и попал на штраф в размере 300 тысяч рублей из-за предложения в даче взятки. Свекровь обвиняла меня в том, что я его не поддержала, хотя в тот момент поддержка была нужна мне.

Вернувшись в город и побыв дома только ночь, я с утра еду в гинекологию, где меня готовят к прерыванию беременности. Для меня начался ад: таблетки, ожидание схваток, море слез и не понимание, за что и почему. 15 марта начались схватки. Всё это время отец детей общается со мной только через сообщения. В тот же день я получаю от него сообщение, в котором он пишет, что передаёт мне ключи через общих знакомых и заносит мой телефон в чёрный список. Его мать меня поддерживала ровно до того момента, пока я не родила.

16 марта в 00:45 я стала мамой ангелов.

Жизнь разделилась на «до» и «после»

Я еду на приём одна, муж не смог отпроситься с работы. Как страшно вспоминать этот момент, когда жизнь раскалывается на до и после! Доктор с равнодушным видом водит датчиком по животу: «Расщелина лица, тератома ротовой полости. Милочка, вы вообще были на УЗИ? С таким не живут. Какой срок? Бегите на прерывание, родите ещё!».

Такой порок развития встречается чаще всего у девочек. Трясущимися руками открываю тот самый конверт, который хотела нести кондитеру: «ДЕВОЧКА…» Как такую патологию могли не заметить на предыдущих УЗИ? Ответа у меня нет.

Я не помню, как добралась до дома. Почему-то первым делом я позвонила начальнику, рассказала всё как есть. Я очень благодарна ему за поддержку: он сказал даже не вспоминать про работу и возвращаться, только когда буду морально готова.

Очень страшно было сообщать мужу. Сорвался из офиса, приехал, обнял. Не знаю, как он всё это вынес, без его поддержки я бы просто сошла с ума.

По закону прерывать беременность по медицинским показаниям можно только после консилиума. Я не буду рассказывать про все прелести нашей бесплатной медицины, скажу только, что больше десяти дней меня гоняли из кабинета в кабинет, брали анализы, делали тысячу УЗИ, раз за разом вынося моему ребёнку смертный приговор.

Еду в Морозовскую детскую больницу к заведующей челюстно-лицевым отделением за последней надеждой. А вдруг я рожу, и её прооперируют, спасут мою дочку!

Но надежда не оправдывается, это неоперабельно. Она не сможет ни есть, ни дышать самостоятельно.

Держаться

В больнице я провела ещё три с половиной дня. Бесконечно что-то капали, кололи. Потом пришло молоко, я перетягивала грудь бинтами. Поддержки ни от кого не было. Мама на второй день по телефону спросила: «Сколько уже можно реветь?». А сколько нужно, мама?

Отёкшая, опухшая от слез, с ещё не до конца опавшим животом, с перетянутой до синевы грудью, исколотыми до синяков руками, я приехала к маме за ключами от квартиры и котом. Она отвела глаза при встрече.

Когда-то на этапе подготовки к беременности врач посоветовала мне посадить цветы. Представить, что я ращу жизнь внутри себя. И вот, оказавшись дома, я вышла на балкон и увидела три ящика буйно цветущих бархатцев, ящик цветущих анютиных глазок. И заплакала ещё больше: я думала, что они зацветут, а я беременная буду выходить на балкон, смотреть на них и радоваться. А теперь остались только эти цветы.

Мне все говорят, что надо держаться. Но никто не говорит, за что держаться и как? Никто не готов об этом говорить. По закону я даже похоронить её не могу: во-первых, на сроке 19-20 недель ребёнок считается отходами, а не человеком. Во-вторых, плодоразрушающая операция. Но я была бы готова забрать даже то, что есть, лишь бы знать, где она будет.

Теперь каждое утро мне приходится выстраивать логическую цепочку: что случилось и почему я не беременна. Потому что круг не замкнулся: я носила ребёнка, но вместо родов живого малыша у меня был наркоз, операция, пустой живот и перетянутая грудь. Такое ощущение, что у этого нет конца. Но я очень хочу верить, что моя дочь придёт ко мне снова.

Но как дожить до этого «снова» и не сойти с ума? В самом начале мне помогли истории родителей с сайта фонда, который я нашла случайно. Прочитала их все. Я очень надеюсь, что помощь психолога фонда поможет мне дожить до этого «снова».

Успокойся и помоги себе сама

В 2018 году меня на скорой доставили в больницуc острой болью в правом боку. Хотя результаты УЗИ и показали кисту правого яичника, меня выписали через шесть дней, без операции. Сразу после выписки я обратилась в другой стационар – боль не давала ни сидеть, ни ходить. Уточнённый диагноз прозвучал громом среди ясного неба: объёмное образование правого яичника. Ещё через месяц я одновременно получила результаты МРТ и анализа жидкости в брюшной полости – тератома, подозрение на онкологию.

Прогнозы были крайне неутешительные: смертность по диагнозу составляла 85%, операция обязательна, но была большая вероятность, что вырежут всё. Гинекологи говорили, что на репродуктивной функции можно поставить крест.  Мне было 27 лет. В итоге удалили только опухоль с правым яичником и правой трубой.

Трудное решение

Врачи забили тревогу, что я могу остаться без матки, если ждать дальше. Сказали, что смысла сохранять беременность больше нет, что у дочки уже начались проблемы, что неизвестно, с какими патологиями она родится и если и выживет, то в 99% случаев будет инвалидом.

Я плакала так сильно. Мне казалось, что я её предам, если соглашусь на искусственные роды: либо она не выживет,  либо я покалечу её жизнь, сделав инвалидом. Боялась, что моё сердце не выдержит, видя страдания своего ребёнка. С такими мыслями, страхом, отвращением к себе, я согласилась рожать.

Меня стимулировали в течение четырёх дней, и только на пятый начались схватки. Организм будто сопротивлялся, малышка пиналась, это были самые тяжёлые дни в моей жизни… Со мной в палате лежали мамочки с большими животами, ожидавшие или родов или выписку после лечения. Все ждали своих живых малышей, а я знала, что моей девочки скоро не станет.

Пишу это, и ком в горле… Меня подняли в родзал. Схватки были сильные, родила я за три часа уже мёртвую малышку. Её сердце остановилось во время потуг. Я слышала это, так как всё время родов мне делали КТГ.

Я не смогла посмотреть на неё, потому что боялась, что лицо моей мёртвой дочки будет всегда перед глазами, хотела сохранить в памяти её живой образ. Я плакала, закрыв глаза руками, и кричала на врачей, чтобы мне сказали, какая она. Слышала, как они цокают, мол, она вся синяя. Шейная складка была совсем незначительная, а за день до этих родов пришёл результат неинвазивного теста – никаких патологий не было, синдром Шершевского-Тёрнера не подтвердился. Её забрали куда-то, и только после этого я открыла глаза. Так как плацента вышла не целая, мне сделали наркоз, чтобы провести чистку.

Проснулась я в родильном отделении. Я плакала, повторяла, что убила её, что нужно было до последнего сохранять, что я виновата. Акушерка разговаривала по телефону с моими родственниками, потом успокаивала меня.  Позднее, уже в послеродовом отделении из других палат был постоянно слышен плач новорождённых, были мамочки, шагающие со своими младенцами по коридору. Ко мне подходили и спрашивали, где мой малыш, а я молчала.

Выписали меня по моей просьбе на день раньше, уже на вторые сутки. Морально было невыносимо: ночью лежишь и слушаешь сладкий плач чужого ребёнка, и помнишь, что твой ангелочек в это время в какой-то холодной камере.

Я написала отказ от вскрытия, чтобы к ней не притрагивались, чтобы забрать её и похоронить должным образом, как у нас, мусульман, принято. Муж оформил все документы для перевозки и сам похоронил её на второй день от рождения. Я не хотела видеть все похоронные процедуры. Прилетев в свой город, я сразу отправилась с мужем на наше родовое кладбище –  хоть её маленькую могилку увидеть. Это так страшно, что твоя частичка под холодной, сырой землей. Тогда я впервые пожалела, что не взяла её на руки, когда родила, не прижала к себе, не почувствовала её запах, не посмотрела, похожа ли она на своих сестричку и братика.

Ад ожидания

Сложно описать наше состояние в ожидании моей госпитализации. Даже слово «ад» здесь неуместно. Во мне полтора месяца жил наш ребенок, который был обречён на смерть, пока готовились необходимые документы. Не сойти с ума мне помог муж и старший сын.

Я помню страшный сон, который приснился мне накануне этого ужасного периода. Снилось, что мы всей семьей были в бассейне, и кто-то кинул на дно тяжёлое пушечное ядро. Наш сын Лёша, желая доказать, какой он сильный и отважный, бросился поднять ядро наверх. Когда он вынырнул, из носа у него текла кровь, он плакал, потому что не смог его достать… Сейчас я понимаю, что тем ядром был наш малыш, наш Сашуля. Лёша не смог достать его со дна, но для меня мой старший сын стал спасательным кругом. Я переживала:как я найду в себе силы, какие подберу слова, чтобы объяснить происходящее восьмилетнему ребёнку? Сказала, что наш малыш нездоров, что он в моём животе развивается неправильно, и что ему не суждено быть с нами. Как и любой ребёнок, Лёша переживал, что будет со мной, как малыша достанут из моего живота? Я ответила, что со мной будет всё хорошо, мне просто сделают операцию…Если бы всё было так просто…

«Я не хочу этого ребенка!»

А дальше начался токсикоз, мучительный и бесконечный. Я не могла ни работать, ни вставать, ненавидела всех вокруг, рыдала сутками. То ли ужасное физическое состояние сказалось, то ли гормональный взрыв, но я начала говорить ужасные вещи. Мол, я не хочу этого ребёнка, что он убьёт меня, что моя жизнь закончена и превратится в унылую смену пелёнок. Я не могла представить себя без своей интересной работы, крутых проектов, путешествий. Я так сейчас себя съедаю за эти слова! Наверное, где-то там наверху меня услышали.

Двадцать недель. Токсикоз утихает, я понемногу становлюсь прежней собой. Выбираю коляску потихоньку и планирую на свой день рождения заказать торт с цветной начинкой: розовой, если девочка, голубой – мальчик.

Анализы идеальные, иду в платную клинику на УЗИ, не дожидаясь второго скринингав городской женской консультации. Говорю: «Посмотрите, кто там! Только мне не говорите, положите бумажку в конверт, а я отдам кондитеру». Попросила, чтобы позвали мужа и показали нашего малыша на экране. Но вдруг врач хмурится, быстро всё сворачивает, кладёт бумажку в конверт. После осмотра говорит о предполагаемой гематоме в области головы ребёнка и о подтекающих водах.

Я ей очень благодарна: если бы не её внимательность, я бы просто дождалась второго скрининга. Она договорилась о приёме со своей знакомой врачом отделения патологии в крупном перинатальном центре, без всякой бюрократии и формальностей и уже на следующий день.

Роды

Муж приехал, разговаривал с врачами. Я была одна, только время от времени заходила акушерка. Я лежала и выла. Потом зашёл анестезиолог, мне ввели какое-то успокоительное.  За два с половиной часа я довольно легко и без разрывов родила дочку. Не знаю, откуда вообще взялись силы тогда.

Спустя какое-то время меня отвели в самый конец здания, в отдельную палату. В роддоме я провела три дня. Каждый день приходили разные врачи, но мне было безразлично, что они говорят – я винила и ненавидела только себя одну. Медики твердили, что могло закончиться хуже, что надо жить ради сына, что еще молодая, что рожу ещё, что надо только немного подождать…

Мне казалось, что я одна во всем мире со своим горем, всем плевать. Все эти дни я не спала, даже со снотворным. Спасали только звонки по видеосвязи мужу и сыну. Звонила я и батюшке, номер которого мне дала подруга. Священник сказал: «Бог подарил, Бог забрал, значит ты не так жила, не то делала…» Часто звонила мать, отговаривала ехать хоронить дочь: тогда как раз начиналась пандемия, но я не могла не поехать и не попрощаться с моей Лерой.

Диагноз

Когда настал день первого скрининга, 24 января, я отпросилась с работы на несколько часов. Перед кабинетом мне было очень страшно, но я гнала это чувство, как могла: я ужасно переживала за ребёнка, ведь ни одного УЗИ мне до скрининга так и не сделали. И вот лежу я на кушетке, а врач говорит: «Так у нас тут двойня, скорее всего близнецы!» Посмотрев одного малыша, она говорит: «Так, а тут у нас мегацистис», – и просит срочно позвать заведующую. Всё подтвердилось, но меня успокоили – всё ещё может прийти в норму. Сдаю кровь и  уезжаю на работу.

По дороге в такси радую маму о внучках, ведь на обследовании меня заверили, что будут девочки. Свекровь на моё сообщение долго плакала потом мне в трубку. Отцу детей я сообщила только вечером, так как у него не было связи. От моих слов о двойне он был в шоке, но сказал, что теперь работать придётся ещё больше, чтобы у малышей было всё. На работе я ушла на лёгкий труд. Все остальные дни я старалась думать о хорошем, но о возможном пороке никому так и не сказала, кроме мамы.

5 февраля утром я встала с кровати, и у меня по ногам побежала кровь. В панике сразу же вызываю скорую и звоню подруге, чтобы хоть как-то себя отвлечь и успокоить. Приехала скорая, отвезла меня в гинекологию. После осмотра и оформления документов меня отправляют в палату. Время было только 7 утра, в палате все ещё спали, и я села на кровать в ожидании, пока все проснутся.

В 08:30 меня приглашают на УЗИ, где сперва мне говорят: «Плод один», — а на моё возражение врач просто роняет фразу: «Ну, значит один замер». Потом все-таки находит второго малыша, но не находит отслойку, и подтверждает увеличение мочевого пузыря.

 07.02, после телефонной ссоры с сестрой, у меня начинается повторное кровотечение. Утром, после обхода, мне меняют кровоостанавливающее лекарство, спешат отправить меня в перинатальный центр. После больницы, по настоянию отца детей, я переезжаю временно жить к свекрови, чтоб не оставаться одной в своей квартире.

После родов

Вернувшись домой из больницы, я узнаю, что мой бывший приводил в мой дом девушек, развлекался с друзьями. Я стала врагом для их семьи, мои мальчики стали для них чужими – они так и сказали, что даже слышать о них не хотят.

На данный момент прошло полгода. На днях я встретила свою свекровь. Я просто стояла и разговаривала с подругой, а она толкнула меня в спину, когда проходила мимо. Позже она рассказывала знакомым, как проплакала весь месяц, похудела на 10 кг, а я будто бы гуляла и веселилась всё это время. Только плакала она из-за проблем сына, а не по своим внукам. Я же через две недели после выписки вышла на работу. Коллеги меня поддерживали, а я из-за всех сил пыталась сдержать слезы, когда они говорили: «Ты как? Всё будет хорошо!» А из семьи бывшего никто не знает, да и ни к чему им это знать, как я до сих пор реву по своим сыновьям и ищу в себе силы жить дальше. Многие из знакомых и родственников так до сих пор и не знают о том, что я мама ангелочков.

Приговор

На УЗИ на двадцатой неделе беременности доктор сообщает мне, что всё хорошо, за одним исключением: он не видит желудка ребёнка. Я удивляюсь – как такое может быть? Малыш живёт и растёт во мне, все остальные органы видны и функционируют – разве так бывает – без желудка? Доктор успокаивает меня, просит пойти что-нибудь съесть и попить, чтобы сынуля сглотнул и его желудок наполнился. Через полчаса картина на экране не изменилась. И на следующий день всё без изменений – желудок не визуализируется, в заключении пишут: «Нельзя исключить атрезию пищевода».

Мы едем на консилиум в центр акушерства и гинекологии, уверенные в том, что там опровергнут диагноз – я ведь чувствую, как малыш активен. Но там на каждом обследовании Сашули находят только новые патологии: к атрезии пищевода добавляется дефект межжелудочковой перегородки сердца, а проведённый амниоцентез выносит приговор – микроделеция третьей хромосомы.  Мы понимали, что для врачей обычное дело – сообщать о подобных медицинских показаниях к прерыванию беременности. Но как же тяжело нам, родителям! Мы так ждём и любим своё чадо, но вынуждены принять тяжёлое решение. Как собственной рукой подписать окончательный приговор своему ребёнку?

Нам пришлось это сделать. Мы не смогли взять на себя ответственность обречь этого маленького человечка на боль, мучения. Если бы я, читая три года назад случайно попавшуюся мне на глаза книгу «Посмотри на него», могла подумать, что нам придётся пережить такой же кошмар! Мы с мужем на вид здоровые люди, у нас уже есть общий здоровый сын, о какой генетической проблеме могла идти речь? Но это случилось с нами.

Роды

Сердце нашего второго сына остановилось 13 августа в 11:55, а родила я его 16 августа в 17:05.30 см и 730 грамм счастья покинули моё тело. Это были стимулированные роды. День родов выпал на воскресенье, дежурный врач отсутствовал. Схватки шли с 9 утра, я ползала по стенке коридора, корчась от боли

Единственной в этом крупнейшем перинатальном центре Москвы, кто тогда обратил на меня внимание, была соседка по палате, молодая девушка. Возможно, к другим роженицам в этом родильном доме другое отношение, но о моем самочувствии поинтересовалась только она

Несмотря на мои периодические просьбы постовых медсестер пригласить ко мне хоть кого-нибудь, чтобы меня осмотрели, обо мне вспомнили только за час до родов.

После осмотра меня быстро спустили в родблок, врач и акушерка едва успели приготовить всё необходимое. После моего напоминания о том, что воды так и не отошли, мне проткнули пузырь. В одну потугу я родила нашего Сашулю. Из меня вырвалась совершенно неожиданная для меня самой фраза, которая повергла в шок медперсонал: «Какое счастье!» Доктора в тот момент ехидно, с презрением ответили: «Действительно, какое счастье?» Потом я начала рыдать и просить прощения у своего сына за то, что не смогла подарить ему жизнь. Акушерка меня успокаивала, ведь операционным медсестрам нужно было осмотреть меня. Но это был не просто осмотр. По ощущениям из меня выдирали остатки жизни, жизни моего второго сына. Я кричала от боли, физической и душевной.

А потом акушерка спросила, хочу ли я увидеть нашего Сашу? Я заранее решила, что не буду ни смотреть на сына, ни забирать его тело. Муж поддержал меня.

От: admin

Эта тема закрыта для публикации ответов.